Мы рады сообщить, что мы начинаем сотрудничество с институтом Раввина Адина Эвен-Исраэля Штейнзальца и публикуем специально подготовленный материал для общин членов ЕАЕК.
Cтатья на основе лекции, прочитанной раввином Адином Эвен-Исраэль Штейнзальцем в академгородке Новосибирского отделения Академии наук России.
Вопросы, которые мы задаем
В арабском языке существуют около двухсот синонимов слова «верблюд», а в языке эскимосов столько же названий для снега. Почему в русском или иврите нет такого количества синонимов для этих слов? Ответ прост: обитатель пустыни, где единственное живое существо, кого он встречает, это верблюд, поневоле присматривается к нему со всех сторон. Он различает маленького верблюда и большого, красивого и уродливого, самца и самку, быстроногого и медлительного и каждому дает имя. Подобно этому в царстве вечного льда и снега человек учится различать малейшие оттенки, такие, каких никогда не заметит житель Израиля, видящий снег в лучшем случае раз в год.
Одна из проблем, с которыми я столкнулся, начав переводить Талмуд, состояла именно в этом. В Талмуде насчитывается свыше тридцати синонимов для слова «вопрос». Ничего подобного нет в других языках. Одно слово означает «легкий вопрос», другое – «сложный вопрос», есть особое слово для вопроса, порожденного противоречием двух понятий. Этот список можно продолжить.
Из лексики арабского языка легко заключить, что арабы живут в месте, где много верблюдов, а из языка эскимосов – что они обитают среди снегов. В каком мире жили те, кто создавал Талмуд? В мире, где вопросов гораздо больше, чем ответов, где вопросы являются основой существования. Это странно, ибо мы привыкли считать, что религия отвечает на все вопросы – и заданные, и не заданные. Религия знает, а не сомневается, вещает, а не вопрошает. Но в священной книге иудаизма, Талмуде, куда больше вопросов, чем ответов. Неожиданностью для многих становится то, что иудаизм не боится вопросов.
В любой области ответы важны, полезны и существенны, однако каждый ученый знает: зачастую они скучны и вопросы звучат гораздо интересней. Философы науки говорят, что время от времени она нуждается в пересмотре исходных позиций, что означает: для того, чтобы открыть новое поле исследований, необходимо задаться новыми вопросами.
Поиск ответов на одни и те же вопросы заводит в тупик, это не раз случалось в истории науки. На таком пути выясняются все новые и новые подробности, но они только запутывают исследователя, ничего подлинно нового узнать не удается. Кто-то так подытожил современные тенденции в развитии науки: «Мы знаем все больше и больше о все меньшем и меньшем, так что в конце концов обретем полное знание ни о чем».
Существуют универсальные вопросы, которыми каждый человек задается в силу своей природы. Мы не всегда последовательны в этом и не всегда интеллектуально честны, а порой даже не отдаем себе отчет в том, что задаем их, но это мало что меняет. Один из таких вопросов, который человек задает самому себе, я бы сформулировал так, как он задан в одной из фундаментальных в иудаизме книг, посвященной вопросам морали и этики, – «Пиркей-авот»: «Откуда ты пришел и куда ты идешь?».
Известная арабская притча повествует о царе, который потребовал, чтобы ему составили краткое резюме человеческой истории. Однако даже на это ученым мудрецам понадобилось столько времени, что царь успел состариться. И вот на смертном ложе он позвал главного мудреца – тот тоже давно вошел в преклонные года – и попросил в двух словах познакомить его с содержанием человеческой истории. «Все люди родились, все страдали, все умерли», – подытожил мудрец.
Достаточно точное резюме. Но возникает закономерный вопрос: если так, куда и зачем мы спешим? Нет никакой возможности ответить на него в двух словах. Я лишь хотел заново задать его как один из тех вопросов, к которым полезно возвращаться, хотя порой они лишают нас сна. Им предпочитают не задаваться, поскольку ответы на него могут привести к весьма далеко идущим последствиям: кардинальным изменениям нашего мировоззрения.
С этой точки зрения ученый, занятый подсчетом фасеток в глазу мухи, обладает несомненным преимуществом. Сколько бы их ни оказалось, это не потребует от него изменить образ жизни. Задачи подобного рода занимают интеллект, но не тревожат душу. Вопросы типа «для чего я живу?» или «для чего все существует?» куда труднее разрешить, к тому же ни один из возможных ответов не будет исчерпывающим.
Иначе сформулированный, это первый вопрос, появляющийся в ТаНаХе. Творец спрашивает Адама: «Где ты?» И теперь, в начале 21-го века, Он обращается с таким вопросом к каждому, однако до сих пор, похоже, не получил на него удовлетворительный ответ. Прозвучав однажды, вопрос этот актуален во все времена, заставляя человека спрашивать себя: «Где я, в сущности, нахожусь?».
Я хотел бы коснуться еще одного из тех вопросов, которые мучают нас в предрассветные часы. Многие из присутствующих в этом зале – евреи по происхождению. Я не собираюсь устанавливать, кто хороший еврей, а кто плохой, но хочу задать вопрос: что это означает – быть евреем?
Великим открытием в психологии явилось понятие «комплекс». Что это такое? Состояние, порожденное проблемой, которую человек не способен сформулировать и поставить. Она мучает его, оставаясь в области подсознательного и не находя решения. И в России, и во многих западных странах еврейство стало чем-то вроде психической патологии у его носителей. «Еврейский комплекс» развивается там, где евреи стыдятся поставить вопрос о своем еврействе, не решаются честно посмотреть правде в глаза и спросить себя: кто мы и что мы?
Одно из фундаментальных положений греческой философии гласит: «Познай самого себя». Я не даю ответы, а ставлю вопросы. Я пытаюсь устроить что-то вроде сеанса группового психоанализа для людей, которые десятилетиями не решаются коснуться этой болезненной проблемы, появившейся в третьем тысячелетии до новой эры.
Каждый из подобных вопросов всегда влечет за собой несколько других. Это не научные вопросы, а экзистенциальные, вопросы человеческого существования. Они зачастую мучительны, но все же имеет смысл задавать их себе, ибо таково требование нашей жизни, действительности, в которую мы погружены. И если уж мы страдаем, естественно спросить себя: «Ради чего?»
