Слово Раввина: Всеобщая потеря
Мы продолжаем сотрудничество с институтом Раввина Адина Эвен-Исраэля Штейнзальца и публикуем специально подготовленный материал для общин членов ЕАЕК.
Вечером Девятого ава (в этом году 29 июля), когда еврейский народ собирается вновь погрузиться в глубокую скорбь о том, что было утеряно на протяжении долгого изгнания, и все усаживаются на земле, приготовившись к произнесению кинот — литургических поэм-плачей, ведущий молитву обыкновенно встает и во всеуслышание провозглашает: «Сегодня столько-то лет со времени разрушения нашего Храма». Скорбь о веках скитаний и гонений, обо всех постигших народ несчастьях возвращается к тому, с чего все началось: с разрушения Храма и Иерусалима.
Эти трагические события имели для нас бόльшее значение, чем просто гибель исторической столицы и потеря национальной святыни. Речь идет не только о разрушении Храма, но и об ударе, нанесенном центру жизни еврейского народа. От этого удара пострадал и весь мир, который сможет оправиться и вернуться к своему нормальному состоянию лишь после восстановления Иерусалимского Храма. Мидраш следующим образом описывает особое место Иерусалима в мире: «Аба Ханан говорит от имени Шмуэля ѓа-Катана: «Сей мир подобен человеческому оку. Его белая часть — это океан, окружающий мир. Его темная часть — это населенные места. Его зеница — это Иерусалим. Облик, отражающийся в зенице, — это Храм, да будет он построен вскоре, в наши дни» (Масехет дерех эрец Зута, 9, в конце).
Крах Иерусалима стал для нас разрушением всей существующей реальности. С тех пор все сущее покрыла завеса печали. Скорбь по Иерусалиму не сводится к установлению одного дня траура в год. Еврейская жизнь вся проникнута памятью о потере. Выразительные строки псалма (137, 5-6):» Если забуду тебя, о Иерусалим, — да онемеет десница моя! Да прилипнет язык мой к нёбу, если не буду помнить тебя, если не вознесу Иерусалим во главу веселья моего!», — это не просто метафора, но реальность нашей жизни, практическое наставление, которому надлежит следовать постоянно, помня об Иерусалиме. О нашей боли и нашей потере, мы должны помнить всегда даже во времена радости. Когда накрываешь на стол для гостей, надо допустить какой-то изъян в убранстве в память о разрушении. Когда строят дом, надо оставить что-то недоделанным — часть стены не штукатурят и не красят в память о разрушении. Память об Иерусалиме «возносится во главу веселья»: даже на свадьбе голову жениха посыпают пеплом, а не цветами; под хупой (свадебным балдахином) жених должен на глазах у всех разбить бокал. Наша радость не может быть полной, пока не отстроен Иерусалимский Храм. Так уже около двух тысяч лет отмечается траур по Иерусалиму, проходящий красной нитью кровавых слез через всю нашу жизнь.
Но всякий траур, даже самая глубокая печаль, как правило, проходят рано или поздно. Со временем люди способны примириться с горем и утратой. Это верно как применительно к индивидуальной скорби, так и к общенародному трауру по Храму: со времени его разрушения прошло столько лет, что ощущение личной потери практически стерлось. Болеть душой за разрушенный дом будет лишь тот, для кого это Дом и сегодня не утратил значения. В наши дни боль, вызванную отсутствием Храма, способен испытать лишь тот, кому особенно близка идея Храма, кто живет, надеждой на его восстановление.
Проблема ослабления эмоциональной силы разнообразных дней памяти не нова. На исходе эпохи 2-го Храма был составлен особый трактат, Мегилат Таанит, являющий собой перечень праздничных дней, установленных в честь спасения еврейского народа, а также особых дней, в которые отмечались победы еврейского царства в ту эпоху. Это перечень утратил обязательную силу, поскольку в последующие поколения перестал оказывать влияние на национальную память. Прошедшее время и множество обрушившихся на народ новых бедствий и несчастий вытеснили из его памяти события прошлого и снизили значение прежних памятных дней. Причиной того, что некоторые дни продолжают отмечать на протяжении поколений, является не внутренняя мощь связанных с ними событий, и даже не постановление тех или иных законодателей, но обретение ими более широкого и глубокого значения, позволившего им остаться актуальными во всех поколениях.
В день 9-го ава произошли многие беды: разрушение Первого и Второго Храмов, падение Бейтара, изгнания евреев из Испании и Англии, начало Первой мировой войны и другие. Однако глубокая скорбь в этот день вызвана не только тем обстоятельством, что на него приходится многие трагические события. Он стал словно точкой отсчета бедствий; 9-ого ава мы вспоминаем все несчастья, постигавшие народ Израиля на протяжении поколений, не только те, что произошли именно в этот день.
Девятое ава стал символом — Днем памяти о бедах, постигавших народ Израиля в разных странах и поколениях. Поэтому в литургических поэмах-плачах, читаемых в этот день, содержится упоминание всех несчастий, постигших народ Израиля после изгнания из его страны. В них оплакиваются разрушение Иерусалима, гибель евреев во время Крестовых походов, публичное сожжение Торы, изгнания евреев в странах Востока, многочисленные религиозные преследования.
В последнем поколении произошло событие, словно вобравшее в себя все многовековые причины траура: Катастрофа европейского еврейства. На протяжении шести лет можно было воочию увидеть воплощение всех прошлых бедствий и трагедий во всем их ужасе и мощи: унижения, муки, варварское разрушение всего еврейского мира европейских стран и шокирующее систематическое и планомерное массовое убийство, подобного которому не было во всей истории. Евреи вновь оказались в полном одиночестве, обнаружив себя в роли «козла отпущения» и объекта беспредельной ненависти и безразличия мира. Все образы древних кинот вновь стали точным описанием действительности, отражающим особую еврейскую судьбу и передающим всю меру боли и разрушения. Эти недавние события взывают к нам из прошлого, требуя, чтобы мы не придавали их забвению, а вспоминали о них — если не ежедневно, то по крайней мере, в предназначенный для этого день. В еврейском календаре ни один день не способен лучше выразить суть происшедшего, чем день 9-го ава — День памяти о национальном трауре, который из-за своего содержания и своих обычаев стал подобен дню персонального траура (как по ушедшим родным и близким).
Воспоминание о Катастрофе в день 9-го ава может пробудить и усилить ощущение скорби среди наших современников, добавив актуального значения к вековой скорби о страданиях евреев всех поколений. Помимо этого, Катастрофа окажется связана с днем, который продолжит отмечается и в будущем, память о ней будет связана с общим еврейским днем траура, охватывающим все трагедии еврейской истории. Быть может, проблески идеи Избавления, проглядывающие Девятого ава сквозь завесу траура, смогут помочь представить Катастрофу в более ясном свете.